Внешне ее сюжетная канва незатейлива – всего лишь сменилась в латиноамериканской стране в очередной раз власть, очередные столичные коррупционеры в который раз наживают состояния – а герой давно пролетевшей гражданской войны, престарелый полковник в отставке, влачит в маленьком провинциальном городке полунищенское существование…

Но его история, история маленького человека, в одиночку отстаивающего свое достоинство, становится историей преодоления одиночества, произвола и абсурда, царящих в мире.

Габриэль Гарсиа Маркес

Полковнику никто не пишет

Полковник открыл жестяную банку и обнаружил, что кофе осталось не больше чайной ложечки. Он снял с огня котелок, выплеснул половину воды на земляной пол и принялся скоблить банку, вытряхивая в котелок последние крупинки кофе, смешанные с хлопьями ржавчины.

Пока кофе варился, полковник с видом доверчивого ожидания сидел около печки и прислушивался к себе. Ему казалось, что его внутренности прорастают ядовитыми грибами и водорослями. Стояло октябрьское утро. Одно из тех, что трудно пережить даже такому человеку, как полковник, а ведь сколько он их пережил! Вот уже пятьдесят шесть лет – столько прошло после гражданской войны – полковник только и делал, что ждал. И октябрь был в числе того немногого, чего он дождался.

Жена полковника, увидев, что он входит в спальню с кофе, подняла москитную сетку. Этой ночью ее мучил приступ астмы, и теперь она была в сонном оцепенении. И все же приподнялась, чтобы взять чашку.

– Я уже пил, – солгал полковник. – Там оставалась еще целая столовая ложка.

В этот момент раздались удары колокола. Полковник вспомнил о похоронах. Пока его жена пила кофе, он отцепил гамак, в котором спал, скатал его и спрятал за дверью.

– Он родился в двадцать втором году, – сказала женщина, думая о покойнике. – Ровно через месяц после нашего сына. Шестого апреля.

Она дышала тяжело, прерывисто, отпивая кофе маленькими глотками в паузах между глубокими вздохами. Ее тело с тонкими, хрупкими костями давно утратило гибкость. Затрудненное дыхание не позволяло ей повышать голос, и потому все вопросы звучали как утверждение. Допив кофе, она все еще думала о покойнике.

– Ужасно, когда тебя хоронят в октябре, правда? – сказала она.

Но муж не обратил внимания на ее слова. Он открыл окно. Во дворе уже хозяйничал октябрь. Разглядывая сочную густую зелень, следы дождевых червей на мокрой земле, полковник вновь всеми внутренностями ощутил его мокрую пагубность.

– У меня даже кости отсырели, – сказал он.

– Зима, – ответила жена. – С тех пор, как начались дожди, я твержу тебе, чтобы ты спал в носках.

– Я и сплю в носках уже целую неделю.

Шел мелкий, докучливый дождь. Полковник был бы не прочь завернуться в шерстяное одеяло и снова улечься в гамак. Но надтреснутая бронза колоколов настойчиво напоминала о похоронах.

– Да, октябрь, – прошептал он, отходя от окна. И только тут вспомнил о петухе, привязанном к ножке кровати. Это был бойцовый петух.

Полковник отнес чашку на кухню и завел в зале стенные часы в футляре из резного дерева. В отличие от спальни, слишком тесной для астматика, зал был широким, с четырьмя плетеными качалками вокруг покрытого скатертью стола, на котором красовался гипсовый кот. На стене, напротив часов, висела картина – женщина в белом тюле сидела в лодке, окруженная амурами и розами.

Когда он кончил заводить часы, было двадцать минут седьмого. Он отнес петуха на кухню, привязал его у очага, сменил в миске воду, насыпал пригоршню маиса. Через дыру в изгороди пролезли несколько ребятишек – они сели вокруг петуха и принялись молча его рассматривать.

– Хватит смотреть, – сказал полковник. – Петухи портятся, если их долго разглядывать.

Дети не пошевелились. Один из них заиграл на губной гармонике модную песенку.

– Сегодня играть нельзя, – сказал полковник. – В городе покойник.

Мальчик спрятал гармонику в карман, а полковник пошел в комнату переодеться к похоронам.

Из-за приступа астмы жена не выгладила ему белый костюм, и полковнику не оставалось ничего другого, как надеть черный суконный, который после женитьбы он носил лишь в исключительных случаях. Он с трудом отыскал костюм на дне сундука, где тот лежал, завернутый в газеты и пересыпанный нафталином. Жена, вытянувшись на кровати, продолжала думать о покойнике.

– Сейчас он наверняка уже встретился с Агустином, – сказала она. – Только бы не рассказывал Агустину, как нам пришлось после его смерти.

– Должно быть, спорят там о петухах, – предположил полковник.

Он нашел в сундуке огромный старый зонт. Жена выиграла его в лотерею, проводившуюся в пользу партии, к которой принадлежал полковник. В тот вечер они были на спектакле; спектакль шел под открытым небом, и его не прервали даже из-за дождя. Полковник, его жена и Агустин – ему тогда было восемь лет – укрылись под зонтом и досидели до самого конца. Теперь Агустина нет в живых, а белую атласную подкладку зонта съела моль.

Полковник открыл жестяную банку и обнаружил, что кофе осталось не больше чайной ложечки. Он снял с огня котелок, выплеснул половину воды на земляной пол и принялся скоблить банку, вытряхивая в котелок последние крупинки кофе, смешанные с хлопьями ржавчины.

Пока кофе варился, полковник с видом доверчивого ожидания сидел около печки и прислушивался к себе. Ему казалось, что его внутренности прорастают ядовитыми грибами и водорослями. Стояло октябрьское утро. Одно из тех, что трудно пережить даже такому человеку, как полковник, а ведь сколько он их пережил! Вот уже пятьдесят шесть лет – столько прошло после гражданской войны – полковник только и делал, что ждал. И октябрь был в числе того немногого, чего он дождался.

Жена полковника, увидев, что он входит в спальню с кофе, подняла москитную сетку. Этой ночью ее мучил приступ астмы, и теперь она была в сонном оцепенении. И все же приподнялась, чтобы взять чашку.

– Я уже пил, – солгал полковник. – Там оставалась еще целая столовая ложка.

В этот момент раздались удары колокола. Полковник вспомнил о похоронах. Пока его жена пила кофе, он отцепил гамак, в котором спал, скатал его и спрятал за дверью.

– Он родился в двадцать втором году, – сказала женщина, думая о покойнике. – Ровно через месяц после нашего сына. Шестого апреля.

Она дышала тяжело, прерывисто, отпивая кофе маленькими глотками в паузах между глубокими вздохами. Ее тело с тонкими, хрупкими костями давно утратило гибкость. Затрудненное дыхание не позволяло ей повышать голос, и потому все вопросы звучали как утверждение. Допив кофе, она все еще думала о покойнике.

– Ужасно, когда тебя хоронят в октябре, правда? – сказала она.

Но муж не обратил внимания на ее слова. Он открыл окно. Во дворе уже хозяйничал октябрь. Разглядывая сочную густую зелень, следы дождевых червей на мокрой земле, полковник вновь всеми внутренностями ощутил его мокрую пагубность.

– У меня даже кости отсырели, – сказал он.

– Зима, – ответила жена. – С тех пор, как начались дожди, я твержу тебе, чтобы ты спал в носках.

– Я и сплю в носках уже целую неделю.

Шел мелкий, докучливый дождь. Полковник был бы не прочь завернуться в шерстяное одеяло и снова улечься в гамак. Но надтреснутая бронза колоколов настойчиво напоминала о похоронах.

– Да, октябрь, – прошептал он, отходя от окна. И только тут вспомнил о петухе, привязанном к ножке кровати. Это был бойцовый петух.

Полковник отнес чашку на кухню и завел в зале стенные часы в футляре из резного дерева. В отличие от спальни, слишком тесной для астматика, зал был широким, с четырьмя плетеными качалками вокруг покрытого скатертью стола, на котором красовался гипсовый кот. На стене, напротив часов, висела картина – женщина в белом тюле сидела в лодке, окруженная амурами и розами.

Когда он кончил заводить часы, было двадцать минут седьмого. Он отнес петуха на кухню, привязал его у очага, сменил в миске воду, насыпал пригоршню маиса. Через дыру в изгороди пролезли несколько ребятишек – они сели вокруг петуха и принялись молча его рассматривать.

– Хватит смотреть, – сказал полковник. – Петухи портятся, если их долго разглядывать.

Дети не пошевелились. Один из них заиграл на губной гармонике модную песенку.

– Сегодня играть нельзя, – сказал полковник. – В городе покойник.

Мальчик спрятал гармонику в карман, а полковник пошел в комнату переодеться к похоронам.

Из-за приступа астмы жена не выгладила ему белый костюм, и полковнику не оставалось ничего другого, как надеть черный суконный, который после женитьбы он носил лишь в исключительных случаях. Он с трудом отыскал костюм на дне сундука, где тот лежал, завернутый в газеты и пересыпанный нафталином. Жена, вытянувшись на кровати, продолжала думать о покойнике.

– Сейчас он наверняка уже встретился с Агустином, – сказала она. – Только бы не рассказывал Агустину, как нам пришлось после его смерти.

– Должно быть, спорят там о петухах, – предположил полковник.

Он нашел в сундуке огромный старый зонт. Жена выиграла его в лотерею, проводившуюся в пользу партии, к которой принадлежал полковник. В тот вечер они были на спектакле; спектакль шел под открытым небом, и его не прервали даже из-за дождя. Полковник, его жена и Агустин – ему тогда было восемь лет – укрылись под зонтом и досидели до самого конца. Теперь Агустина нет в живых, а белую атласную подкладку зонта съела моль.

– Посмотри, что осталось от нашего клоунского зонта, – произнес полковник свою излюбленную фразу и раскрыл над головой сложную конструкцию из металлических спиц. – Теперь он годится только для того, чтобы считать звезды.

Он улыбнулся. Но женщина даже не взглянула на зонт.

– И так – все, – прошептала она. – Мы гнием заживо. – Она закрыла глаза, чтобы ничто не мешало ей думать о покойнике.

Кое-как побрившись – зеркала уже давно не было, – полковник молча оделся. Брюки, тесно, как кальсоны, облегавшие ноги, застегивались у щиколоток и стягивались на талии двумя хлястиками, которые продевались через позолоченные пряжки. Ремня полковник не носил. Рубашка цвета старого картона и твердая, как картон, застегивалась медной пуговицей, на которой держался и воротничок. Но воротничок был порван, поэтому полковник решил не надевать галстука.

Полковник одевался так, будто выполнял какой-то торжественный ритуал. Его костлявые руки туго обтягивала прозрачная кожа, усеянная красными пятнами – такие же пятна были на шее. Прежде чем надеть лакированные ботинки, он соскреб с них грязь, прилипшую к рантам. Взглянув на него, жена увидела, что полковник одет, как в день свадьбы. И тут она заметила, как сильно постарел ее муж.

– Как ты нарядился, – сказала она. – Словно произошло что-то необычное.

– Конечно, необычное, – сказал полковник. – За столько лет первый человек умер своей смертью.

К девяти часам дождь перестал. Полковник уже собрался выходить, но жена придержала его за рукав.

– Причешись.

Он попробовал пригладить роговым гребнем свою щетину стального цвета. Но из этого ничего не получилось.

– Должно быть, я похож на попугая, – сказал он.

Женщина внимательно осмотрела мужа. Подумала: нет, он не похож на попугая. Это был крепко свинченный, сухой человек. Но он не походил и на тех стариков, которые кажутся заспиртованными, – его глаза были полны жизни.

– Все в порядке, – произнесла она. И, когда муж выходил из комнаты, добавила: – Спроси у доктора, его что, кипятком ошпарили в нашем доме?

Они жили на краю маленького городка в домике, крытом пальмовыми листьями и с облупленными стенами. Было по-прежнему сыро, хотя дождь уже не шел. Полковник спустился к площади по переулку, где дома лепились один к другому. На центральной улице он вдруг почувствовал озноб. Весь городок, насколько хватал взгляд, был устлан цветами, словно ковром. Женщины в черном, сидя у дверей, поджидали процессию.

Когда полковник пересекал площадь, снова заморосил дождь. Хозяин бильярдной выглянул в открытые двери своего заведения и крикнул, взмахнув руками:

– Полковник, подождите, я одолжу вам зонт.

Полковник ответил, не повернув головы:

– Спасибо, мне хорошо и так.

Покойника еще не выносили. Мужчины в белых костюмах и черных галстуках стояли под зонтами у входа. Один из них заметил полковника, перепрыгивающего через лужи на площади.

– Идите сюда, кум, – крикнул он, предлагая полковнику место под зонтом.

– Спасибо, кум, – ответил полковник.

Но приглашением не воспользовался. Он сразу вошел в дом, чтобы выразить соболезнование матери покойного. И тотчас почувствовал запах множества цветов. Ему стало душно. Он начал протискиваться сквозь толпу, забившую спальню. Кто-то уперся рукой ему в спину и протолкнул в глубину комнаты мимо вереницы растерянных лиц, туда, где чернели глубокие и широко вырезанные ноздри покойника.

Доброго времени суток, Татьяна!

Сейчас мы поговорим о знаменитом произведении Габриэля Гарсиа Маркеса "Полковнику никто не пишет", увидевшем свет в 1961 году.

Главным героем повести является семидесятипятилетний полковник, который после войны потерял сына, погибшего за распространение революционных идей, полностью обнищал, абсолютно потерял здоровье. Единственное, что у него осталось, - это петух, которого на протяжении всей повести он кормит и готовит к боям, надеясь за него получить достаточно денег для проживания.

Для того чтобы прожить, полковник с женой не надеются на пенсию, хотя каждую пятницу герой выходит встречать в порту корабль с почтой в надежде увидеть письмо, сулящее ему военную пенсию.

Пожилая пара раз за разом продает свои вещи: швейную машинку, часы. Они не пытаются показать роскошную жизнь и просто довольствоваться малым, они сводят концы с концами: "Теперь настал его черед заниматься хозяйством - сводить концы с концами. Часто приходилось стискивать зубы и выпрашивать кредит в соседних лавочках". Занятие хозяйством превращается из "экономики" в своем прямом значении в "экономию", причем на уровне страны. Время от времени жена настаивает на продаже петуха, хотя сама того не хочет, ведь петух - это единственное, что осталось от их сына и единственного кормильца в семье. Жена постоянно обвиняет полковника в его неуклюжести и неумении доказывать и получать свое: ее постоянные приступы астмы не мешают ей следить за хозяйством и пытаться обеспечить семью по минимуму обедом, который зачастую состоит из маиса (которым они кормят петуха).

Образ нищеты - это не только образ отдельной семьи, терпящей лишения, это также и образ всей Колумбии, замученной переворотами, нестабильностью в политике и экономике. Абсолютное хладнокровие со стороны правящей элиты по отношению к социальному вопросу погружают всю страну в голод и преследования, а "героям" остается жить надеждой. По аналогии с другими странами Латинской Америки, Колумбию не обошел стороной диктаторский режим, и диктатором стал Густаво Рохас Пинилья (1953 - 1957 гг.): в обстановке Ла Виоленсии - вооруженного конфликта в Колумбии - он осуществил военный переворот и стал президентом. Проводил политику под впечатлением происходивших в то же время действий в Бразилии и Аргентине. Начал преследовать либеральную и консервативную партии, запретил коммунистическую партию, проводил карательные операции против прокоммунистически ориентированных крестьянских районов, ввёл жёсткую цензуру СМИ.

В повести не только отражается голодная и нищенская жизнь Колумбии, есть и другая сторона: могущественные, властные и богатые. Например, такие, как кум полковника, который во время бедственного положения хотел купить того самого петуха у полковника и его жены за девятьсот песо, но память о сыне настолько сильна, что даже за такую большую сумму они отказываются распроститься с петухом. Кум хоть и старается помочь полковнику, но делает это с неохотой, постоянно его избегая, хотя и заботится о нем, например, когда они оба приходят на похороны друга Августина. Эта сплоченность также свойственна народу Латинской Америки: по своей природе люди склонны защищаться от внешних воздействий, будь то угроза от другой страны или диктаторская власть.

Образ жизни правящей верхушки, отделенной от бедных людей, сводится в одной сцене: когда проходят похороны друга Августина, его тело несут над полицейским участком, что по законам было абсолютно запрещено: " стоял алькальд. Он был в трусах и фланелевой рубахе, небритый, с опухшим лицом. Музыканты прервали похоронный марш - Говорит, нельзя проносить покойника мимо полицейской казармы - Но ведь это не бунт. - Мы просто хороним бедного музыканта". Люди, что-то значащие в этой системе, отводили таким, как полковник, роль отбросов общества, которым даже нельзя проносить труп "бедного музыканта" мимо полицейской казармы. А алькальд, небритый, в трусах и фланелевой рубашке, что само по себе уже выражает его презрительное отношение к нищим, вышел не посмотреть на процессию, а показать свое негодование из-за "развлечения для бедных". "Сорт" людей определялся положением во властной структуре, что как раз и предусматривает диктатура. И данное утверждение нельзя отнести к определенному городу или улице - оно является общим как для страны, так и для мира в целом.

Невозможность изменить ситуацию и усталость от всех безуспешных попыток что-то изменить приводит к тому, что в финале полковник уже не пытается быть таким оптимистичным, как на протяжении всей повести: он постиг всю правду о реальности, которая его окружает: сын умер, жена серьезно больна, он не нужен своей стране. Это не история про личность. Это история про страну, которая кипит и ревет в котле, который заварила сама в себе.

С наилучшими пожеланиями, Юлия.

Благодаря этому произведению я некоторое время считал себя очень умным, особым. Человеком умеющим увидеть то, что другим недоступно. Чем выше нос задрал тем больнее падать - действительность поимела меня объяснив мне кто я - мало образованный пацан возомнивший себе о себе не весь что а в финале выяснилось что все не так уж и плохо.

Лето, общежитие работаю в стройотряде проводником. Некоторое время до рейса которое нечем занять. Слоняюсь по комнатам - у кого нибудь есть что нибудь почитать?

На этажах по один два человека -где то кто то как милостыню практически дарит (я даже не унизился (чем горжусь) до сопливого ---Обязательно верну) тонкую книжку без обложки какого то Маркеса, явно по фамилии и сюжету Латинская Америка. Читаю - книга полный бред. Какой то идиотский сюжет чокнутый старик - какая то шизофрения, нормальный человек такую ахинею читать не будет - но не бросаю потому что просто другого нет. Глубоко не вчитываюсь -скольжу по тексту. Пробежал очень быстро. Финал. И тут ВСЕ дошло до меня СРАЗУ. Представте себе человека который думая что в стакане вода залпом выпил стакан спирта.

По моему несколько минут у меня просто с головой было не в порядке (бегал по комнате махал руками что то говорил). Когда немного отошел - состояние абсолютной уверенности это АБСОЛЮТНО ГЕНИАЛЬНО автор ГЕНИЙ. Естественно не знать о гении такого масштаба такому «образованному, Начитанному человеку» как я невозможно значит просто этом людям неизвестно. Это только я понял, я особый у меня чутье на гениев а остальные.. дураки

Первое движение - как можно большему количеству людей сообщить об своем открытии, но в рейс не до этого. А потом по ящику передали что Всемирно знаменитый писатель лауреат Нобелевской премии Габиель Маркес....соблаговолил осчастливить встречей Горбачева.

Было очень грустно. В очередной раз почувствовал себя подростком на качелях в одну сторону ах какой я умный а взрослые ничего не понимают - в другой стороне мордой об стенку собственной.... пацан ты еще папу учить детей делать.

Потом были и Сто лет одиночества и другие Латиноамериканцы и открытие что именно они наиболее близки по духу нам Русским т.к. и понимание что самый Русский писатель даже не Толстой и Достоевский а Гоголь. И латиноамериканские Мертвые души ---- Капитан Пантейлемон и его рода добрых услуг Марио Варгаса Льоса. И многое многое другое но 50 лет одиночества были первыми (Лит.Критики часто так называют Полковнику ни кто не пишет). Вспомнилась одна рецензия, что у Маркеса одиночество как вино чем больше лет тем более богатый букет. Скорее всего букет я и не прочувствовал - но мне по началу одних градусов хватило - почти 100%

Оценка: 10

Классиков такого уровня принято хвалить. Но хвалить не хочется. Нет, написано хорошо: стиль легкий, слог точный, картинка складывается, герои индивидуальны и характеры видны, описаний не требуется, человек показан в словах и действиях. Но о чем это? Если отбросить упоминания о Макондо и Неерландии, которые в этом сюжете не важны, остается история двух одиноких стариков, которая могла случится в любое время и в любой стране.

Одинокая старость без средств и близких людей - это страшно. И не важно, кем были в молодости одинокие старики. Если нет средств, жизнь их одинаково трагична. Герои повести сильные люди, они еще не сдались: пытаются скрывать бедность, сопротивляются болезням, тешат себя надеждами и отодвигают в дальний уголок сознания мысль, а что будет, если пенсию не назначат и петух проиграет бой. Наверное, в этом проявляется великая смелость маленьких слабых людей - в умении не замечать отсутствия надежды. Поэтому и живем, каждый в своей стране и в своем времени.

Повесть эту классифицируют как относящуюся к магическому реализму. Я ничего магического в ней не увидела. Скорее, она развенчивает произведения данного жанра. Можно дополнить мир моментом нереального, и все равно одинокие старики остаются одинокими стариками, ветераны придуманных войн десятилетиями не могут получить от государства какой-либо материальной поддержки, политические движения существуют где-то в отрыве от людей, хотя и становятся причиной гибели молодых и сильных. А раз в жизни человека ничего не меняется, магический элемент избыточен, поскольку драма жизни человеческой - это всегда реализм.

Два момента для меня остались непонятными. Если герой стал полковником в двадцать лет, то сколько же ему было, когда он вышел в отставку? Подозреваю, что не очень много. И каких-то ранений у него не заметно по сюжету. Так почему же у него нет гражданской профессии? Как он жил, когда закончилась гражданская война? Ответа на эти вопросы в повести нет. И это произведению в минус. От драмы героев отвлекает. Несмотря на прекрасный слог и прекрасно выписанные типажи, герои не вызывают сопереживания. Непонятно, почему финал жизни оказался именно таким. Ведь полковник еще не беспомощный старик, будь у него какая-то профессия, смог бы заработать на хлеб себе, жене и петуху. А кроме хлеба в тропиках ничего особо и не нужно, климат теплый.

Конечно, кроме судьбы героев есть в повести и общий план - о конечной несправедливости любых войн, участников которых безжалостно выбрасывают за борт жизни, как только исчезает надобность в бойцах. Но и этот план с магическим реализмом не связан ни разу. И, к сожалению, в наши дни общеизвестен, причем тема эта по жизни рядом ходит, для ее осознания книжки не нужны.

Вот и получается, что из этой прекрасно написанной повести мне не удалось почерпнуть что-то новое для ума или сердца. Основное чувство по ходу чтения - раздражение, как при чтении историй об одноногих собачках. От писателя уровня Маркеса все-таки ожидаешь чего-то иного... Так мне кажется...

Оценка: 7

Первое произведение Маркеса, с которого я начал знакомство с творчеством этого писателя. Прочитал - и не понял, что же тут гениального?

Многие сравнивают эту повесть с произведениями Э. Хемингуэя. По стилю - схоже. Но содержание?! Вот Сантьяго из «Старик и море». Это борец, человек, которого нельзя сломить. Голодный, больной, старый, преследуемый неудачами, он все равно каждый день бросает судьбе вызов и идёт в море за рыбой.

А вот полковник Маркеса. Он двадцать лет ждёт пенсию от государства. Двадцать лет!!! Это просто не вмещается у меня в голове. Конечно, лучше ждать неосуществимого двадцать лет, чем работать! Нет, я понял, что ему в данный момент 75 лет, он болеет. Но почему он потратил на ожидание двадцать лет и ничего не скопил за всю свою жизнь??! Какая тут гордость? Причём здесь она? Сидеть на печи и ждать от государства подачки? Это не гордость, это глупое, ослиное упрямство. Нежелание понять и принять, что ты сделал не ту ставку и проиграл.

Есть несгибаемая гордость и собственное достоинство.

А есть несгибаемое, непробиваемое упрямство, непонимание и нежелание принять реальность.

И это - разные вещи.

Так что, сравнение с героями Хэма тут вообще не уместно.

Но, это про сюжет. Ладно, если герой мне не симпатичен, то это ещё не значит, что произведение не может быть гениальным.

Только вот, я не нашёл ничего, что делает эту повесть шедевром литературы. Стиль - я уже сказал, «под Хемингуэя». Герои - да, описаны достаточно реалистично, ярко, но не более.

Атмосфера нищего южноамериканского городка? Неплохо.

Ну что ещё? Драматизм? Гениальные диалоги? Психологический портрет героев? Да ничего такого, сверхинтересного я не нашёл.

Но, почему это шедевр классической литературы?

Может, многое теряется из-за перевода? Не знаю.

Сказать, что я не люблю классику реализма не могу. От того же Хэма я в восторге. Но эта повесть меня разочаровала. Правда, это ранний Маркес. Буду пробовать читать его другие вещи.

Но, «Полковнику никто не пишет» - меня не тронуло. Не проникся я состраданием и уважением к этому персонажу. Не пишет никто - и правильно делает. Есть хорошая поговорка - «Под лежачий камень вода не течёт». Нет, наверное для гражданина Швейцарии или, там, Бельгии, это норма - ждать обещанного от государства. У них нет такого - не дождаться, не укладывается в их сознании, что можно и не получить, причитающееся по закону. Но, господин полковник, если бы вы знали, как обстоят дела с пенсией, например, у нас в стране, и как «крутятся» пенсионеры, то вместо походов на почту устроились бы на работу сторожем.

А у Маркеса получилось, на мой взгляд, глупо и скучно.

И ещё, писатель переписывал эту повесть 11 раз. Только вот, по моему, если ерунду переписывать хоть сотню раз, лучше она не станет.

А петух, вокруг которого все и крутится, на самом деле никому и не нужен...

Оценка: 4

Это произведение надо читать осенью. Желательно в конце октября. За окном идет косой дождь, небо затянуто хмурыми облаками, разряженный воздух пахнет озоном и несет в себе глубокую меланхолию. Когда смотришь на улицу, кажется что перед тобой стоит он.....загадочный, притягивающий словно магнит,- Макондо! Грустная повесть об одинокой старости, об утраченном времени, и о надежде. Надежде, которая подобно ветру, разметает облака, покажет лазурную синеву неба, коснется старого полковника нежными утренними лучами солнца, и заставит улыбнуться. И пусть жизнь становиться тяжелее, тьма непрогляднее, а воздух холодней, полковник будет верен себе. В последнем предложении, последнем слове, сквозит твердая решимость и стойкая вера.

Такой человек достоин только солнечных дней!

Оценка: 9

У Джека Лондона в «Тропе ложных Солнц» есть гениальное по своей емкости описание сути картин, которое может быть и определением короткого рассказа: «это был кусок жизни». Не отнять, не прибавить. Маркес, словно приоткрывая дверь, дает понаблюдать за коротким, но типичным кусочком жизни старого полковника, его больной жены и соседей. Финалом повести будет не победа петуха и не его поражение. Да и самому полковнику это скорее всего не нужно. Как и его пенсия. Ему важно продолжать кормить петуха, надеясь, что тот озолотит его и жену, ходить раз в неделю на почту, чтобы услышать «для полковника ничего нету», и хранить при этом молчаливое достоинство и несгибаемость духа. Ведь больше ему ничего не остается, и ничего больше у него нету.

Но, надо признаться, должного впечатления на меня этот рассказ не произвел. Не потряс, не тронул, не задел. Видимо не мое все это: Маркес, Борхес, Хемингуэй. И если вы такой же, не ждите слишком многого от этого произведения, может и незаурядного, но не всеми понятого. Ведь не бывает литературы, что нравится всем.

Оценка: 7

Так уж совпало, что повесть «Полковнику никто не пишет» я прочитал вслед за книгой «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя. Обе повести произвели на меня неизгладимое впечатление. Истории о двух стариках, такие разные и такие одинаковые. Нет, я не испытывал жалости к ним, не в коем случае, лишь чувство безмерной гордости и некой неловкости или даже стыда, за нередко проскальзывающее в нас, чего греха таить, снисхождение к людям преклонного возраста. Ещё была благодарность за то, что они показали мне - мужество и воля не имеет возраста, не важна точка приложения этих качеств. Ты или Человек, причём во всём, независимо от обстоятельств и времени или же ты обычный обыватель, как бы сильно не выпячивал грудь. И конечно я завидовал, ведь не смотря на то, что многие из нас имеют в жизни самые добрые стремления, мы редко находим в себе силы, подняться с мягкого кресла и сделать хоть что-то стоящее. Не для себя, не для славы, а потому что, так должно поступать человеку.

Самоуважение и гордость наших героев, не складывалось исключительно из самолюбия, оно складывалось из поступков. И где-то может показаться, что они не слишком значительны, чтобы об этом писали книги. Но это не так. Надо понимать - это были не единичные проявления воли, это был образ жизни. А он то, вне всякого сомнения, достоин, чтобы перед ним снимали шляпу.

Оценка: 8

Повесть о бедном, но гордом человеке, которому приходиться скрывать истинное положение дел, чтобы сохранить принципы. И беда в том, что человек он мягкий, он не сможет отказать, если ему начнут помогать, и не вынесет жалости со стороны окружающих. Поэтому-то полковник и сохраняет видимость благополучия, хотя порой в доме нечего есть. Такого бремя полковника, когда-то управлявшего людьми, а теперь обхаживающего канторы и почты, чтобы добиться заслуженной пенсии. Он готов продать бойцовского петуха - надежду на некоторый зароботок, даже не ради денег, а только чтобы не признать, что обделяя едой себя и жену, он выкармливает птицу. И хоть ближе к концу повести читатель понимает, что надежда на выигрыш петуха мала - полковник не позволяет себе усомниться в благополучном исходе - ни на секунду. Такому терпению его научили пятнадцать лет, проведенные в ожидании одного единственного письма, ради которого старик ходит на почту, верит, что на этот раз заветный конверт окажется среди прочих. Азарту и вере остается только завидовать, а полковнику они спасают жизнь, заставляют держаться, не взирая на бедственное положение. Одной этой непоколебимой верой этот человек заслуживает уважения. Прошлого не имеет значения - ничего не сделано напрасно, а будущее никому не известно и в него можно верить, надеяться на лучшее, на то что долгожданный ответ придет, на то, что бойцовский петух победит. До последних страниц повести Маркес не допускает до читателя мысли о том, что победа в петушиных боях может быть такой же заоблачной мечтой, как и письмо, на которое продолжает надеяться полковник. Вера - смысл жизни, будь то упорная борьба или длительное ожидание справедливости.

Несмотря на то, что повесть имеет общие корни с романом «Сто лет одиночества», произведения не похожи. В повести «Полковнику никто не пишет» нет магического реализма, она написана в иной манере и тем не менее по-своему привлекательна.

Оценка: 8

Нет сомнений - чтобы написать достойный отзыв, правдиво отражающий все ощущения об этом произведении, нужно как минимум обладать изрядным количеством жизненного опыта.

Поэтому, не стану долго рассуждать. Отмечу лишь невероятное качество текста, в минимуме объема заключающего максимум содержания. В увлекающей, с каждой строчкой нагнетающей атмосферу и ожидания взрывной кульминации повести мы видим безымянных главных героев, полковника и его жену, на протяжении десятилетий ждущих письма о решении присвоить ветерану пенсию. Имя его, быть может, уже давно потерялось в бюрократических лабиринтах постоянно сменяющихся правительств, однако полковник не теряет надежды. Таких, как он, осталось очень мало, да и об оставшихся никто не вспоминает, но полковник живет, отдавая последнюю еду бойцовскому петуху, который своей победой сможет принести немного денег - чтоб прожить еще некоторое время и дождаться почтальона, который в этот раз должен принести письмо. Или в следующий, наверняка…

Проблема только в том, что бой через несколько месяцев, а еды уже сейчас бы нужно.

Так и живут, отмеряя дни, недели и месяцы, выгадывая, отказываясь от чего-то, скрывая от других нищенское положение, ища компромиссы в спорах о птице – продать ее или продолжить кормить до боя, находя в себе силы на непреклонность и сохранение гордости.

И нужно ли добавлять, что основная идея об одиноких, забытых людях интернациональна, понятна всем без исключения, и потому так близка?

А концовка – сильная, емкая и пронзительная, подчеркивающая несгибаемость и решимость. Веришь – они доживут. Они получат письмо.

Оценка: 10

«Полковнику никто не пишет» - очень атмосферное произведение, способное передать свою ауру читателю. В этом, пожалуй, главная особенность данной повести. Было бы странно хвалить сюжет - его здесь просто нет. Мы имеем лишь срез жизни - срез весьма убедительный, но одновременно лишённый художественности в архитектуре сюжета. Маркес поступает разумно, не вдаваясь в подробности событий, а динамично описывая лишь основное и самое существенное. Это подводит ко второму плюсу повести - стилю. Он действительно хорош: нет ни затянутых описаний, ни чрезмерных диалогов, а те, что есть, весьма убедительны и вполне художественны. Отдельные места можно брать на цитаты, а повторяющийся мотив с почтой отдаёт особой, своеобразной поэтикой.

Персонажи живые, яркие. У каждого свои мировоззрения, взгляды на жизнь, отношение к окружающим. Мы имеем действительно щепетильный подход к снимку реальной жизни, охудожественному в мере, достаточной для того, чтобы не быть скучным и вести за собой читательское внимание.

В то же время интересным рассказ назвать можно с натяжкой. Главная интрига - победит ли петух - раскрыта не будет, так как события повести прерываются до даты боя. Не удивительно, что многие читатели просто-напросто остались с ощущением, будто их обманули, подсунув недоделанную работу или, если точнее, повесть без финала.

И здесь нужно вспомнить, что не всё так просто в данном произведении. Оно автобиографично, а следовательно, ответы на возникшие при чтении повести вопросы следует искать в жизнеописании самого Маркеса. Петух, которого откармливал полковник - это роман, который должен был вытянуть семью писателя из нищеты. Разумеется, речь о «Ста годах одиночества». Продажа вещей из дома - ещё один мотив из жизни автора. Долгожданная победа - публикация и признание. Так победил ли петух полковника? Разуется, да, ведь его создатель и прототип, Маркес, сделал это.

На момент написания повести, Маркес ещё сам находился в том состоянии, в котором он оставляет своего персонажа, а потому дать честный ответ на вопрос чем всё закончится, он не мог. В этой связи, автор остаётся искренним с читателем, оставляя в открытом финале единственное, что оставить возможно - надежду.

Оценка: 8

Безымянный Полковник, ветеран войны, воевавший бок о бок с полковником Аурелиано Буэндиа доживает свой век в маленькой деревушке. Много лет назад он заполнил бумаги на получение пенсии, и до сих пор ждёт письма о её назначении. Его сын, вступивший в заговор против действующей диктатуры был расстрелян, и единственное, что осталось Полковнику от сына – бойцовский петух, на победу в боях которого рассчитывает на только сам Полковник и его жена, но и вся деревня. Одна проблема – у Полковника почти нет денег, и он слишком горд, чтобы принять от кого-нибудь помощь.

Габриэль Гарсия МАРКЕС

ПОЛКОВНИКУ НИКТО НЕ ПИШЕТ

Полковник открыл жестяную банку и обнаружил, что кофе осталось не больше чайной ложечки. Он снял с огня котелок, выплеснул половину воды на земляной пол и принялся скоблить банку, вытряхивая в котелок последние крупинки кофе, смешанные с хлопьями ржавчины.

Пока кофе варился, полковник сидел около печки, напряженно прислушиваясь к себе. Ему казалось, что его внутренности прорастают ядовитыми грибами и водорослями. Стояло октябрьское утро. Одно из тех, что трудно пережить даже такому человеку, как полковник, привыкшему к томительному течению времени. А ведь сколько октябрей он пережил! Вот уже пятьдесят шесть лет – столько прошло после гражданской войны – полковник только и делал, что ждал. И этот октябрь был в числе того немногого, чего он дождался.

Жена полковника, увидев, что он входит в спальню с кофе, подняла москитную сетку. Этой ночью ее мучил приступ астмы, и теперь она была в сонном оцепенении. И все же приподнялась, чтобы взять чашку.

– Я уже пил, – солгал полковник. – Там оставалась еще целая столовая ложка.

В этот момент раздались удары колокола. Полковник вспомнил о похоронах. Пока жена пила кофе, он отцепил гамак, в котором спал, скатал его и спрятал за дверью.

– Он родился в двадцать втором году, – сказала женщина, думая о покойнике. – Ровно через месяц после нашего сына. Шестого апреля.

Она дышала тяжело, прерывисто, отпивая кофе маленькими глотками в паузах между глубокими вздохами. Ее тело с тонкими, хрупкими костями давно утратило гибкость. Затрудненное дыхание не позволяло ей повышать голос, и потому все вопросы звучали как утверждение. Она допила кофе. Мысли о покойнике не оставляли ее.

– Ужасно, когда тебя хоронят в октябре, правда? – сказала она.

Но муж не обратил внимания на ее слова. Он открыл окно. Во дворе уже хозяйничал октябрь. Разглядывая сочную густую зелень, следы дождевых червей на мокрой земле, полковник вновь всеми внутренностями ощутил его мокрую пагубность.

– У меня даже кости отсырели, – сказал он.

– Зима, – ответила жена. – С тех пор как начались дожди, я твержу тебе, чтобы ты спал в носках.

Шел мелкий, докучливый дождь. Полковник был бы не прочь завернуться в шерстяное одеяло и снова улечься в гамак. Но надтреснутая бронза колоколов настойчиво напоминала о похоронах.

– Да, октябрь, – прошептал он, отходя от окна. И только тут вспомнил о петухе, привязанном к ножке кровати. Это был бойцовый петух.

Полковник отнес чашку на кухню и завел в зале стенные часы в футляре из резного дерева. В отличие от спальни, слишком тесной для астматика, зал был широким, с четырьмя плетеными качалками вокруг покрытого скатертью стола, на котором красовался гипсовый кот. На стене, напротив часов, висела картина – женщина в белом тюле сидела в лодке, окруженная розами и амурами.

Когда он кончил заводить часы, было двадцать минут седьмого. Он отнес петуха на кухню, привязал его у очага, сменил в миске воду, насыпал пригоршню маиса. Через дыру в изгороди пролезли несколько ребятишек – они сели вокруг петуха и молча уставились на него.

– Хватит смотреть, – сказал полковник. – Петухи портятся, если их долго разглядывать.

Дети не пошевелились. Один из них заиграл на губной гармошке модную песенку.

– Сегодня играть нельзя, – сказал полковник. – В городе покойник.

Мальчик спрятал гармошку в карман, а полковник пошел в комнату переодеться к похоронам.

Из-за приступа астмы жена не выгладила ему белый костюм, и полковнику не оставалось ничего другого, как надеть черный суконный, который после женитьбы он носил лишь в исключительных случаях. Он с трудом отыскал завернутый в газеты и пересыпанный нафталином костюм на дне сундука. Жена, вытянувшись на кровати, продолжала думать о покойнике.

– Сейчас он наверняка уже встретился с Агустином, – сказала она. – Только бы не рассказывал Агустину, как туго нам пришлось после его смерти.

– Должно быть, и там спорят о петухах, – предположил полковник.

Он нашел в сундуке огромный старый зонт. Жена выиграла его в лотерею, проводившуюся в пользу партии, к которой принадлежал полковник. В тот вечер они были на спектакле; спектакль шел под открытым небом, и его не прервали даже из-за дождя. Полковник, его жена и Агустин – ему тогда было восемь лет – укрылись под зонтом и досидели до самого конца. Теперь Агустина нет в живых, а белую атласную подкладку зонта съела моль.

– Посмотри на этот клоунский зонт, – привычно пошутил полковник и раскрыл над головой сложную конструкцию из металлических спиц. – Теперь он годится только для того, чтобы считать звезды.

Он улыбнулся. Но женщина даже не взглянула на зонт.

– И так – все, – прошептала она. – Мы гнием заживо. – Она закрыла глаза, чтобы ничто не мешало ей думать о покойнике.

Кое-как побрившись – зеркала уже давно не было, – полковник молча оделся. Брюки, тесно, как кальсоны, облегавшие ноги, застегивались у щиколоток и стягивались на талии двумя хлястиками, которые продевались через позолоченные пряжки. Ремня полковник не носил. Рубашка, цвета старого картона и твердая, как картон, застегивалась медной запонкой, на которой держался и воротничок. Но воротничок был порван, поэтому полковник решил не надевать его, а заодно обойтись и без галстука. Он одевался так, будто выполнял какой-то торжественный ритуал. Его костлявые руки туго обтягивала прозрачная кожа, усеянная красными пятнами, – такие же пятна были на шее. Прежде чем надеть лакированные ботинки, он соскреб с них грязь, прилипшую к рантам. Взглянув на него, жена увидела, что полковник одет, как в день свадьбы. И тут она заметила, как сильно постарел ее муж.

– Что это ты так нарядился, – сказала она. – Словно произошло что-то необычное.

– Конечно, необычное, – сказал полковник. – За столько лет первый человек умер своей смертью.

К девяти часам дождь перестал. Полковник уже собрался выходить, но жена придержала его за рукав.

– Причешись.

Он попробовал пригладить роговым гребнем свои жесткие волосы стального цвета. Но из этого ничего не получилось.

– Должно быть, я похож на попугая, – сказал он.

Женщина внимательно осмотрела мужа. Подумала, нет, он не похож на попугая. Это был крепко свинченный, сухой человек. Но он не походил и на тех стариков, которые кажутся заспиртованными, – его глаза были полны жизни.

– Все в порядке, – произнесла она. И когда муж выходил из комнаты, добавила: – Спроси у доктора, его что, кипятком ошпарили в нашем доме?

Они жили на краю маленького городка в домике с облупленными стенами, крытом пальмовыми листьями. Было по-прежнему сыро, хотя дождь уже не шел. Полковник спустился к площади по переулку, где дома лепились один к другому. Выйдя на центральную улицу, он вдруг почувствовал озноб. Весь городок, насколько хватал взгляд, был устлан цветами, словно ковром. Женщины в черном, сидя у дверей, поджидали процессию.

Когда полковник пересекал площадь, снова заморосил дождь. Хозяин бильярдной выглянул в открытые двери своего заведения и крикнул, взмахнув руками:

– Полковник, подождите, я одолжу вам зонт.

Полковник ответил, не повернув головы:

– Не беспокойтесь, сойдет и так.

Покойника еще не выносили. Мужчины в белых костюмах и черных галстуках стояли под зонтами у входа. Один из них заметил полковника, перепрыгивающего через лужи на площади.

– Идите сюда, кум, – крикнул он, предлагая полковнику место под зонтом.

– Спасибо, кум, – ответил полковник.

Но приглашением не воспользовался. Он сразу вошел в дом, чтобы выразить соболезнование матери покойного. И тотчас почувствовал запах множества цветов. Ему стало душно. Он начал протискиваться сквозь толпу, забившую спальню. Кто-то уперся рукой ему в спину и протолкнул в глубину комнаты мимо вереницы растерянных лиц, туда, где чернели глубокие и широко вырезанные ноздри покойника.